Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Основы меча.

-

Как сложна рука...
Но всё, что нужно - владеть
Не размышляя.

Богиня Каннон
Тысячей рук творит мир,
Мыслью единой.

Постскриптумом: нет более совершенного оружия, чем Вабиске.
Что же до убийства, то убить можно и зубочисткой.

25:02:2010 18:02

Рука сложно устроена, но всё взаимосвязано, и её движения просты до совершенства. Меч устроен сложно, но мечом никто не владеет с той же легкостью, что и рукой. С рождения мы были связаны с частью нашего тела и с младенчества учились творить её всё, что было нужно для жизни. Когда берешь меч в руку, чувствуешь, как нарушается равновесие. Тело должно привыкать, руки должны привыкать, мысль должна привыкать. Поэтому долго всё напряжено в поиске положения.
До крови и отчаяния, потому что тяжесть меча чужеродна. Она должна сродниться с телом и умом, и это произойдёт. когда меч войдёт в сердце.

Второе привыкание, это привыкание к мечу, как сосредоточию своего стержня и своего духа. Это сравнимо с переездом императора. Всё главное исходит от меча, и его непоколебимость, выраженная в отточенной форме должна стать образцом для строя души.
Управление телом и разм остаются на прежнем месте, но образ всякой работы исправляется и преображается. он исходит теперь от высшего и идеального. Сосредоточия силы. Вот что такое занпакто.
Это оружие, которое сосредоточено уже не в ножнах, а в самом сердце. Оно оружие, непрерывно готовое. Оно указывает путь, оно защищает, оно отрицает неверное.
Вот что такое занпакто.
Белый огонь души, очищающий.

@настроение: Хорошее.

@темы: Вабиске

---

av

1. 2. 3. 4. 5. 6.
Сейчас шестой. Если бы я знал, что всё будет вот так, подумал бы, стоило ли вообще? Но и выбора не было. Ничего другого не остается. Ни мне, ни ему.

---

О путях.

Вабиске сломан.
Вот как?

Я осудил своё сердце. Он палач. Он угрюмый, тяжелый, мрачный, замкнутый, осужденный... даже неприкасаемый. Моё сердце.
Мне трудно до конца пережить свои чувства и осознать их. От кошачьих его глаз, непосредственности и его привычки «рубить сплеча», как он признавался, до ощущения того неизбежного конца.
Возможно, нет ничего, чего я желал бы так, как быть им извиненным… и даже в последние мгновения мой долг перед ним рос.

Вабиске ведом инстинктами, и один из них – инстинкт сражения. Решимость меча, голос сердца. Но… я должен был его задержать. Он был прав, как меч, он разил, не зная сомнения в сердце. А я, как хозяин, не прав. Мне следовало бы притянуть его за цепь или подол, одним словом, придержать.

Сражение как путь отчаяния. Казнь, осознание и раскаяние в вине как особенный момент… Капитан Зараки никогда не примут этого и не поймут этого пути. Они объявились солнцем, сокрушающим и испепеляющим. Смех как гром и гимн безумству бою, единственному достойному празднику жизни.
Вабиске не размышлял, разумеется, так же, как и капитан Зараки. Такое пренебрежительное отношение к смерти и бою достойно наказания, презрения, не так ли?
Он меч, и он не размышлял. Воин, идущий путем меча, идет за своим сердцем.
«Когда сердце спросит» - поэтические строки , какие не нужно расшифровывать ни одному, знающему кодекс пути меча. Даже когда человек колеблется, его меч – нет. Поэтому честь оружия стоит выше чести человека, в чести оружия проявляется честь воина.
Но добродетель хозяина - мудрость. Когда он удержит руку слуги, то не уронит его чести.
Вабиске… я должен был предостеречь. Должен был бы.
Не мог.

Раздражение, сожаление, отчаяние. Уязвлённость и гордость. Калейдоскоп намерений и желаний. Ведь Вабиске сам за себя? Но моя часть. Моё оружие и моё сердце.
«Он не имеет права рубить мне голову.
Если бы Вабиске и ошибся так сильно, то час моей смерти должен был быть и его последним часом. Если Вабиске не почувствовал бы этого последнего, он не был бы моим сердцем».
Да.
И всё же, если бы он мог выбрать свой путь, если бы он действительно мог быть отделен от моего пути, я бы желал ему… да и важно ли, чего именно?
Путь оружия – быть в руке господина, если вопрос вновь упирается в меня, я не могу говорить или желать того, что бессмысленно.
И я не могу желать, например, смерти мечу. Он оружие. Гибель оружия невозможна. Хозяин её не допустит. Желать этого… нет, никогда невозможно. Он был прав.
И я не могу быть ни отстранён, ни холоден. Он был прав. Он – оружие.

Моя вина, когда я выпустил его из руки. И если и была вина его – то лишь в том, что он сдался высвобождению инстинкта, сделал выбор отделённого оружия. Но… это спорно. Он оружие, а не слуга.
Это вопрос, кто кому служит из двоих – воина и его оружия.
Dakara…
Я сожалею, что обвинял его в бессмысленности атаки в сердце. Это неверно. Он меч и оружие, и он следует своему долгу совершенно.

@настроение: Больное.

@темы: Вабиске, Отношение к сражению, Обращение с мечом

---

Под сенью бархатца.

Талисман.

Чёрные волны
Белой луной влекомы,
Неверным ликом.

Во мгле свет пропал, но шаг
Волн не тихнет. Идут вслед.

Отчаяние, это первое, что обрушивается грузом на всякого, приходящего в третий отряд. Это среда обитания, это строй мысли. Это философия, без которой нельзя дышать. Каждый меч облечен своим внутренним я. Каждый - род отчаяния.

Чёрное море на утреннем смотре.
Чёрное море в своих течениях. Чёрное море в своих заводях.

Философия - это необузданное течение умственной деятельности.
Философия отчаяния - мрачная и тяжелая. Даже безжалостная.
Они, этот отряд, чёрное море.
Они, этот отряд, мой отряд, верят в И-дзин. Они выбрасывают тысячелистник и монеты и читают путаные толкования. Поясню, И-дзин муторен и темен, и тех, кто изучает его в составе Канонов, просят не гадать. Только ознакомиться. И-дзин отвечает на широкий круг вопросов, допускает трактования разного толка, особенно кривого, чем отряд покорён, и суждения их одно другого ужаснее.
Но в их мрачном окружении, бурлении и напряжении есть то одно, что держит каждого.
Священное над ними и над отчаянием.
Что нельзя трактовать.

Кто я?
Моё отчаяние мой авторитет.
Из всех мечей именно Вабиске отражает суть отчаяния наиболее наглядно.
Они признают.
И у них есть мнение, что я хочу "принести извинение" Вабиске.
Это делает меня в их глазах кем-то вроде... (циркового конферансье в моих глазах) обречённейшего из обречённых и отчаяннейшего из отчаявшихся.
Потому, что я аристократ и изучал и-цзин, значит, имею право судить; потому, что я лейтенант, а значит, второй (об этом позже). Потому, что я владею мечом и строем духа пригодным для такого тёмного мышления. Потому, что я не потерпел ни одного поражения в логических диспутах, наконец.
Трудная работа, но иначе в третьем отряде можно стать "фиктивным" лейтенантом.
Они море чёрное и бурливое в глубинах.

Море, над которым белой луной сияют капитан Гин.
От отчаяния и этой мглы они обращают взгляд вверх.
Улыбающийся Белый Лис. Их кицунэ. Оборотень. Священное и божественное животное, приносящее удачу. Их талисман и оберег.
Удача для обреченных, удача смертников. Удача - тем, кого ждет казнь. Ведь они сражаются. Их надежда иначе - последняя милость палача, отрубленная голова. Это их мировоззрение. Это то, выраженное в Вабиске. Это кара.
Над которой удача.
Серебряный капитан.
Парадокс.
Капитан могут предать, это не волнует моё черное море. Их луна уводит волны за собой.
Пусть никого не удивит, что среди баек ходят и те, что я - жрец храма, из которого ушел скучавший белый лис, жрец, приставленный затем, чтобы следить за покоем оборотня. Они считают, я воочию видел, как капитан превращаются в лиса и обратно.
Они слушают меня и потому, что я сам несу оттенок ауры капитана и был им выбран.
Парадокс.... Хурмовые деревья неприкосновенны тоже. Так мыслит отряд: они готовы возвести храм храмов в честь своего Белого Лиса и разобьют сад деревьев хурмы. Лес хурмы. Они так верят. Они так думают. Им не важны предательства - всё лишь тени, окружённые мраком отчаяния... Моему отряду до сих пор важны мифы.
Это - бархатец.

@настроение: Бархатцевое.

@темы: Особенности работы

---

Фольклёр отчаянных философов.

В чём убежден третий отряд

?

, кроме того, что капитан Ичимару Гин - это кицунэ, он обитает в храме Инари (обитал, пока не заскучал и не убежал от монахов) и что он, как священный лис, приносит удачу, божественнен, связан с небом, а Шинсо, "Божественное Копьё" - признак происхождения от... Аматерасу (не больше не менше, иногда - от Сусаноо)?
...
Философы убеждены -
"Я хочу принести вам извинение" на самом деле посвящяется Вабиске.

Да, так просто.
Мое единственное желание - обрести покой от своего меча.

-

Хай, я был так близок, но злой Зараки-тайчо бросил меня в пучины отчаяния тем, что величайшая моя мечта по его грубому произволу не сбылась, а это был почти шанс "один на миллион". Я не принес извинение Принимающему Извинения, но вновь приду в отряд и буду ими командовать. Я приду. Любопытно, мне не принести им извинение, что я, такой несчастный, даже умереть не смог, "как полагается"?

@настроение: Чудесное

@темы: Особенности работы

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Не очень веселые размышления.

Материализация катаны означает проявление её духа вовне. Клинок остаётся домом для материализации, так же тело - дом для души.
По индийским и околоалтайским представлениям одна из душ умирает в течение года после смерти до окончательного разложения тела. Год. Если свободная материализация в течение года не вернется в тело, она начнет... разлагатся?
Говорят, Мурамаса болен. Не знаю, насколько это правда, но признаки пессимистичны.
Занпакто, который потеряет всякую связь со своим прежним телом, может быть развоплощен.

О связи души занпакто и сердца шинигами я говорить не буду; но допускаю, что без должной энергетической подпитки занпакто столкнется с трудностями.
Система работает так: душа шинигами принимает в себя энергетические потоки мира, преобразуя в собственную энергию, какая поступает в сердце и перерабатывается занпакто для его энергии.
Занпакто, оборвавший контакт, вынужден будет сам учиться воспринятию энергии. Пока его связь с шинигами-хозяином не оборвана полностью, он будет получать компенстарную энергию.
Когда Вабиске вытянул всякую силу из моего меча в соприкосновении, он исчерпал ток связи. Первое - необходимо поднять уровень, второе - добиться возвращения материализации в ее тело.

Я понимаю, почему Мурамаса убил хозяина. Разорвать связь полностью можно лишь убив шинигами. Увы, это может навредить здоровью занпакто.

@настроение: Хорошее.

@темы: Вабиске, Комментарии к происходящему

---

Подвешенный лис.

30.10.2009 в 03:10

Пишет  Elruu:

вверх тормашками
Предыстория такая: воришку-Гина поймали и подвесили за ноги на дерево в качестве наказания (соответственно и раздели, чтобы холоднее было, я уж не стала фундоси снимать, хотя какой-нить дядя-продавец угрей не применул бы). Неподалёку идёт праздник сити-го-сан, мальчик Изуру отстал от родителей и забрёл куда-то не туда.

>
Семь.
Первое, что сделал Кира, пройдя церемонию по выходу из храма, это отбился от родителей. Не нарочно, но не случайно. Он видел их, он попадался им на глаза, чтобы прибыть в поместье, если прибудут, и погулять, если выйдет затеряться.
Он был уверен, что его вернут в поместье, если прогулка затянется, поэтому дал себя затереть на оживленных улицах, дал прибивать себя к лоткам, и, мало-помалу, пестрядь зарябила в глазах.
Покоряемый течением, он плыл, прибиваемый то к одному, то к другому берегу лотков, полных игрушек, тканей и сластей, и выбирался, не замечая этого, из верхних районов, где перевел дыхание. Замер, в раздумьях, на улице, осматривая недоверчиво обшарпанные дома, мусор, и еще более задумчиво глядя вслед промчавшейся ватаги детей, сжимавших что-то в охапке.
Увиденное его потрясло. Он не раз и не два видел проворные руки, вытягивавшие нечто из чересчур просторных рукавов или из-за обширных поясов. А может, мерещилось…
Или ему казалось, что жареные унаги брали, не бросив и монеты? Ха, если бы, потому что он потерял свой меч, который носил с совсем раннего детства. Или у него украли.
Не так давно. По крайней мере, он тогда ещё не начал отходить от маеты.
Ноги он сбил, куда идти – не представлял, и, мучимый усталостью и пылью, двинулся к чахлой растительности древесных крон. Недалеко горели крыши какой-то еще ярмарки, и Кира, не удержавшись, доплелся до шатров и купил вату.
И еще он был единственным с дурацкой прической и долгополым халатом. Но не трогали. Даже странно посмотрели, когда он расплатился. Как Изуру понял, в Руконгае любили играть. Например, если ты успеешь что-то быстро взять, то выигрывал в первой игре, а вторая была – опередить торговца. Ему было немного грустно, но халат непременно связывал бы ему руки в этой игре и мешался бы под ногами.
Осмотрелся и побрел к не осыпавшимся даже в ноябре верхушкам.
Не дойдя шагов двадцати до плотной густоты ветвей, почувствовал, как дрожит рука с ватой. Такое случалось, если его что-то тревожило. Конечно же, он продолжил идти, осознавая полное право в свои семь получить прибежище в тени. А когда услышал голоса, то вовсе решил присоединиться. Посмотреть.
Результатом были широкие спины и разговоры о том, что кому-то так и надо, что пусть повисит-остынет, что надо начистить хорошенько… (непонятное слово). Изуру уверился, что судят какого-нибудь бронзового божка, не сдержавшего обещания, и которого надо повесить и начистить. Вдруг люди подались назад, и Кира вжался в ближайший ствол, потерянно озирая хмурых людей, похожих на торговцев. Один остановился рядом, оглядывая. Кира нахмурился, сощурился.
- Что смотришь, мелкота? Смотри ещё… - в нечто вроде паузы, когда крупное лицо выражало еще нечто вроде угрозы и этакого, чего Кира не пожелал понимать, «мелкота» выпрямился, со вздохом развернул плечи, поднял взгляд повыше глаз, рассматривая. Приподнял руку, указывая ватой на всё вокруг.
- Я. Гуляю. – Сказал Кира с абсолютной убежденностью того, вокруг которого весь мир вертелся единственно затем, чтобы он, Кира, «гулял». Теперь и как ему вздумается.
А еще его душил страх. Этот здоровый человек его пугал, но он, несомненно не имел права ходить тут и пугать. Он гулял. Ничего другого. Его не тронут. Он прикрыл глаза, а когда открыл, страшного человека смотрел на него немного… испуганно? Нет. Его просто уже не было.
Он посмотрел на руку с беспомощно зажатой и осевшей за время путешествия ватой.
- Гуляешь, м? – Немного ехидно осведомились со стороны.
Кира печально перевел взгляд в ту сторону. Ему не хотелось ничего видеть. «Поединок», не продлившийся и минуты, его вымотал. Однако глаза его расширились, и он остолбенело смотрел на… на худого, тощего белого лиса, висящего вниз головой и вполне довольного.
Изуру пробрало холодом. Этот лис был мальчиком, и был лисом несомненно. И он был почти наг, а это был ноябрь. И он улыбался.
- О-о. – Несчастно сказал Изуру, жалея, что не увидел, как из статуи лис превращался в угловатого парня.
- Ватой не поделишься? – Спросил лис вполне по-человечески.
Его тело покрывали ссадины. Синяки. Царапины. Изуру молча глядел, наконец наклонил голову.
- Ты же должен висеть.
- … И ты туда же, нэ? – Сощур сделался совсем опасный.
- У меня нет ножа.
- М?
- Украли.
- Вот как? А у меня есть.
- Да? – Скептически спросил Изуру, постепенно проникаясь жалостью. – Ты же лис. Зачем тебе нож.
На этот раз приоткрылся даже глаз. Как… рубин. Кира вздохнул.
- Подержи, - сказал он, шагнул и сунул палочку в пальцы. – Где?
- Там, в девяти шагах, у корней, в траве. Там, где ветви.
Изуру бочком отошел, подвинулся ближе к названному месту, выглядывая нож. До его слуха долетело удовлетворенное «м-мм». Оглянулся и выдохнул. Его милостью воспользовались, безнаказанно воруя розовую пену. Пожал плечом, принялся за поиски.
- Ц! – Изуру озирал разорванный рукав. Ему показалось, что он уловил блеск, но к этому времени успел изгваздаться. Шипя, царапаясь, нашарил оплетенную рукоять и вытянул нечто. Разглядывал.
- Этот нож?
- А, нашел наконец-то? Я уже съел всю вату, пока ты там возился.
- Ты заставил меня копаться в кустах. Скоро будет темнеть. Ты съел мою вату. Еще хуже, ты сейчас просто замерзнешь.
Изуру подошел, оглядывая в спускающихся сумерках белое тело.
- …
- Голову назад, - скомандовал он.
- М, что? Ты…!
Изуру ударил из «дайдзан-но-камаэ», меч, поднятый над головой, просвистел по дуге между связанных рук и опустился на брусок. Разрубленные, две дольки его выскользнули из веревочных колец. Прождав секунду, довольный ударом, Кира собрался было «вернуть меч в ножны»… но вовремя вспомнил, что это не его.
- Однако… Лис осматривал его так еще две секунды, затем требовательно протянул руку.
- Дай.
- На. Только осторожнее.
Кира уже понял, что собрался сделать парень, и перспектива ему не нравилась. Лис бы непременно упал на мокрую холодную грязную землю, но, вспомнив, что тот съел его вату, Изуру успокоился. Худющий, тот согнулся пополам, наставив клинок вверх.
- Прострели осторожно, Шинсо! – Возвестил лис, и Изуру схватился за сердце.
Когда он приоткрыл глаза, светлая молния пропала, а белый парень, ухмыляясь, сидел на земле и таращился на него.
- Ах… - только и сказал несчастный Изуру. – Ты теперь пропадёшь, да?
- Нет. Я зайду сначала за одеждой. А вот ты-то откуда взялся? Ты чуть нос мне не перерубил, знаешь? Моим-то мечом. Ужас. А перепилить?
- Я не женщина, чтобы пилить, - холодно отозвался Изуру, возвращая ножны. – Я из аристократического дома Кира, и я не умею пилить.
Парень поднялся. Изуру на него глядел еще немного, потом молчал стянул верхнее ги и протянул.
- Ты знаешь, где живет тот, кто отобрал твою одежду?
- М? Знаю ли? А что ты собрался с ним сделать? Разрубить напополам? Маленький… Ки-ра? – Взгляд его еще раз обежал. – Я возьму другую одежду. И… что же поделать, мы, да, зайдем к тому человеку. Ага. Я поблагодарю его. И… тебя. За вату. Ты проголодался, да?
Изуру угрюмо молчал. На него напала апатия. И было холодно.
- Веди, - отозвался он. – Только быстрее.
Шли через улицы, помертвевшие с вечером. У одного из домишек бледный парень остановился.
- Жди, м?
- Жду, - кисло сказал Изуру, - прикидывая, как и куда ему добираться, если лис сбежит в закоулки.
Скоро дверь отворилась, и Кира замер. Рука почти было метнулась к поясу, но ничего не нашла. Пригляделся. Да, безусловно, улыбка была всё та же, озорная и длинная. И тот же прищур. Но… (сердце Изуру упало) длинные черные одежды. Черные широкие рукава. Тонкие белые запястья спрятаны в них. За белым поясом рукоять Шинсо.
- Ты… о, ты превратился в шинигами. – Упавшим голосом проговорил Кира. – Ты решил напугать того человека. Да? Ну что ж. Теперь я буду обвинен в пособничестве кицуне… хах.
- Ты о чем? – Ткань верхнего ги легла ему на плечи. – Просто визит вежливости. Я всего лишь хотел немного унаги.
- Унаги. – Уныло повторил Изуру и оживился. – Ну хорошо. Веди.
Оживление было в том, что он увидел белого лиса – кицунэ, а это была уже не просто прогулка. Это было чудесно, это было волшебно и вообще сулило много всяческой удачи.
- Как тебя зовут, - поинтересовался Кира, оглядывая спутника, быстро (быстрее него), шагавшего по улицам.
- Гин. Ичимару Гин. Мы пришли.
Кира покосился на скромную дверь. Гин постучал.

Заходить он не хотел и жался на пороге, пока Ичимару Гин шагнул внутрь. Было слышно, как он там пугает хозяина, и это были, без сомнения, лисьи интонации. Потом кто-то бухнулся на колени (этот звук Кира слышал у себя в доме и не был удивлен). Еще через некоторое время появился сияющий бледнолицый Гин, озаряемый бумажным фонаря в руке еще более бледного хозяина. Изуру показалось, что это был тот самый человек, которого он прогнал от себя у того дерева.
Оглушительно пахло унаги, и через секунду Кира обнаружил перед носом несколько палочек с дурманно ароматным поджаренным угрём.
- Уже всё, закончил? – Спросил он, принимая подарок. – Тебе нужно поторопиться. Мои родители будут беспокоиться. Ты можешь применить что-нибудь волшебное? Ты белый лис, в конце концов? И ты съел мою вату.
- Ярэ-ярэ… протянул насмешливо Гин, отходя и косясь на тут же захлопнувшуюся дверь дома. – Ну ты всегда такой нетерпеливый… Ки-ира?
- Я Изуру.
Гин, не прекращая улыбаться, протянул к нему руки.
- И у тебя не меч. В лучшем случае детский меч, - горько высказал отчаявшийся увидеть дом Изуру. – Ты украл унаги. Что можно еще ожидать от белого лиса?
Его подняли на руки, и Кира во второй раз увидел блеск приоткрытых глаз.
- Хочешь знать, что я делал там? Я играл, Изуру. Белый лис любит играть, и он не пожалел об этой игре. А ты знаешь, что ты делал там?
Ещё раньше, чем Кира успел возмутиться тому, что его взяли на руки как ребенка, воздух взвихрился, прижался холодом к лицу, сдавил грудь… когда ледяная хватка исчезла… он был недалеко от ворот поместья. Своего, разожженного огнями. Встревоженного и голосистого.
- Гулял… - тихо прошептал Изуру, пытаясь отделаться от звенящего шума в висках.
- Пробуждал рейацу. До встречи.
Кира оглянулся, но только холодный ветер хлестнул по улице.

@темы: Истории

---

Тень подобна, но она лишь тень.

Твоя тень тебе подобна, но она лишь тень.

Её следы всегда под твоими, её не видит солнце, её не коснуться.
Скованная тобой вечно, следующая любому движению вечно, тень.
"Потеряешь тень - лишишься души".
"Иди против солнца осторожно, тень может быть украдена, пока не видишь её".
Суеверие. Нельзя избыть того, что в сердце.

Страдающий, осуждённый, неприкасаемый, принимающий последнее извинение экзекутор, ты поддевал клинок с приговорным звоном? Пусть. Разве... было возможно противится душе сердца?

Увы, да. Разве ты не моя неотторжимая принадлежность? Не сосредоточие моего мировосприятия?
Я желал. Наконец, мне казалось, совершилось всё, что должно было бы. Желал, чтобы всё завершилось... как выбрал бы ты. Заворожённый. Иллюзия. Ты. Меч, соединивший нас. Я. Ничего другого.
Увы. Разве ты не моя неотторжимая принадлежность? Разве не мой долг - сдержать твою руку, когда всё, что ты держишь, - инстинкт сердца?
"Ты был ведом инстинктами. Следование инстинкту сравнимо с бликом на острие меча рядом с острием, горящим рейацу. Луна над нами, но не отражение в воде. Мог бы я отдать жизнь ради отражения луны? Иллюзии опасны. Вабиске? Ты... мог потерять путь и блуждать во мраке из-за Мурамасы".
Я говорил так, верно?
Но... ты вконец мог бы потерять путь из-за меня, что я сам был под иллюзией. Когда ты укорил, что я открыл спину; когда ты объявил мой конец, ты вынес мне приговор худший.
Я выпустил тебя из руки, Вабиске.

Ты был прав, совершив всё то, что ты совершил.
И будешь прав в этом еще раз, если меня не удовлетворит мысль, что один Мурамаса виноват в твоих инстинктах. Тогда тебе сослужат плохую службу твои волосы: в другой раз ты поднимешь голову под моей рукой.
Я не милосерден отнюдь, иначе и ты не был бы палачом. Наши души симилярны.
Взятие верха и конец мы видим в одном ракурсе.
Ты еще принесешь мне извинение, и это - наполняет инстинкт моего сердца мрачным торжеством, Вабиске.



Вновь замкнутый круг:
Разум смиряет сердце.
Так кто же кого?

@темы: Вабиске

---

Небо и меч.

Разбитое небо и меч.

>

Когда рушится мир, когда иллюзии больше не действуют, или когда мир кажется… подкрашенным покойником, ты, конечно, болен. Душа должна жить в иллюзиях, как рыба в воде. Я признаю, что моей иллюзией могло стать и отчаяние, но то, чему я верил, пропадало, как картина на осыпающейся штукатурке.
Мои опоры: опека родителей, надёжность академии, непогрешимость капитана…рушились. Я смотрю на несокрушимость Сейрейтея и на авторитет генерала Ямамото Генрюсая. Но вот, идет бой над Каракурой, и я надеюсь, что эти опоры не падут.
Однако я закрою глаза.
И представлю, что это произошло.
Я буду стоять.
Я опора себя.
Моя опора – это моральный закон. Это сила духа. Это обязанность и долг. Перед собой.
Моя опора – это мой внутренний меч.

Есть те, кому не нужно говорить, что такое – стоять, когда рушится всё. Кому не нужно говорить, зачем они должны стоять. Мы аристократы. Мы опоры общества.
Как я смотрю на непогрешимость капитана, на несокрушимость Двора Чистых Душ, как безгранично предан авторитету со-тайчо, так смотрят на нас те, кто за нами и под нами. Мы должны держать себя не потому, что над нами король. Не потому, что за нами следят глаза таких же, как мы.
Мы направляем тех, кто потерял дорогу. Мы держим светильник и не имеем права опускать руки. Наши мечи неприкосновенны. Наши мечи не будут тронуты ржавчиной. Каждый воин имеет этот долг перед оружием.
Наши люди – это наше оружие. Поэтому мы должны быть им достойным хозяином. Оружие должно разить верно. Рука хозяина должна быть твердой. Люди под нами видят порядок, учреждаемый нами, и следуют ему. Когда хозяин – опора им, когда Небо над ними чисто, люди пойдут верной дорогой. Своими путями Чистых Душ.
Аристократия – это сияющий пик Абсолюта.
Все навыки их, от меча до пера; все знания их – служат их мудрости и силе духа. Тот, кто видит путь, освещает его. Все знания его – слуги его. Этот человек – аристократ. Он опора.
Тот, кто будет знать все науки этого класса, кто обретет мудрость и силу духа, тот получит титул.
Тот, кто не сможет применять свои навыки, как должно ему, кто попробует сбежать от своего долга, будет судим кругом аристократов и изгнан.
Быть опорой, нерушимым столпом, сияющей вершиной, притягивающей к себе, поднимающей каждую душу, идущую своим путем к своему пределу, Абсолюту, требует знания всех путей.
Не каждый может выдержать вес крупицы гигантского светильника. Многие рушатся, и на их место встают другие. Таков ход вещей. Стремление к Абсолюту не должно прекращаться.
Поэтому каждый должен обращаться к железному стержню внутри себя. К своему духовному мечу, прямому, с искрящимся острием, точкой, аккумулирующей всю энергию, прошедшую от рукояти к ней – и выбрасывающей энергию, сравнимую с взрывом. Эти энергии рождают солнце, светило другим душам, чтобы они видели в его свете свой путь.

Поэтому, даже когда обрушится последняя грань моего неба, я буду идти к своему Абсолюту. Я – Меч. Единение себя и себя. Абсолютная энергия. Банкай. Его суть не разрушение того, что мешает на дистанции три шага и имеет меч с упорным шикаем.

Забудьте о Майе.
Круговорот жизни способствует воспроизведению жизни, страданий и радостей, иллюзий, в которых мы – как рыбы в воде, и без которых мы не сможем существовать. Порочный круг, но круг душ и жизней. Раз за разом возжигать свою жизнь во имя солнца и новых, и новых кругов. Это – бесконечность времени и мира.
Но… я люблю окончательные концы. Поэтому я хочу выйти из круга. Стать буддой. Но… помните: «Если увидишь будду, убей его».
Во имя жизни и Абсолюта.
Бессмысленно, да?

@настроение: Уставшее.

@темы: Обращение с мечом, Отношение к аристократии

---

Небо.

Сбросить покров Майи, прервать горький круг Сансары – единственное, что может быть целью.

>

Мой мир рушился с самых ранних лет. Я был рожден в Сейрейтее, в детстве из моего мира ушли родители.
Первое время, когда я ощутил бессилие. Но… я верил миру, хотел правды и порядка, надежности… как будто уже чувствовал, насколько эфемерны они. Смерть родителей была лишь первой трещиной неба. Или, по Конфуцию, Неба.
Ведомый желанием сохранить… то, что ощущалось… хрупким, в академии я был лучшим из лучшим. И там же почувствовал бессилие вновь. Мои сокурсники умирали. Мы ничего не могли сделать против настоящего пустого.
Трещины расширялись и роняли тяжесть обломков в мою душу. Раскалывалась сама моя душа. Видимо, что впустить отчаяние.
Нас четверых (мы нарушили приказ, чтобы не дать умереть Шухею) спас случай.
Шинсо. Капитан Айзен. Лейтенант Гин. Хисаги-сан. Ренджи-кун. Хинамори-тян. История только завязывалась.

Мы трое были переведены в пятый отряд, под командование капитана Айзена. Это была честь, достижение, исполнение мечтаний. Я думал, я удержу мир.
Я был в четвертом отряде и вынес лекарскую науку. Я … тогда был счастлив помогать раненым, но узнал груз презрения к тем, кто делал всю черную работу Готея-13.
Когда я принял должность и звание лейтенанта Третьего отряда, я был счастлив вновь – Ичимару-тайчо спасли нас однажды, и я надеялся быть ему полезен всем, чем смогу.
Но… я вновь почувствовал, как рушится моё небо. Не верил до последнего. Не допускал мысли, что капитан могут предать. Даже видя перебитый совет 46. Полный подозрений, полный дурных предчувствий, знающий – и закрывший глаза… я был бессилен. Вновь. Я просил за Хинамори. Боялся, что её это затронет тоже. А её ранили. Она едва не умерла.
Я ничего не мог сделать. Мир разрушался, а я… ничего не мог… Уходили близкие мне люди. Я не мог удержать их. Моё небо было почти разрушено. Моя земля была изрыта и изрезана, отчаяние сделалось её кровью. Оно питало меня.

Когда я полагался на родителей, они умерли. Когда я верил в академию, она не помогла ничем. Когда я рассчитывал на благодарность, я не получал её. Когда я доверял капитану, был предан.
Есть… лишь звездное небо надо мной и моральный закон во мне.
Когда обрушится последний осколок Неба, когда падёт Сейрейтей и сотайчо, я останусь один и буду опорой сам для себя.
В мире нет счастья, в мире добра, в мире нет правды. Мир – есть страдание, скрытое покровами Майи, иллюзии. Майя – радость боя. Майя, мираж, иллюзия – это звездное и солнечное Великое Небо. Нет порядка ни на земле, ни на Небе.

@настроение: Спокойное.

---

Wordswordswords

Вабиске безусловно самый умный из мечей.
Взял и не пошел никуда.
Действительно, если меч желает отдохнуть от владельца, пусть не видит его как можно дольше. Исход схватки в свете последней статистики может оказаться плачевным - вновь слушать хозяина и молча сносить его душу. Ками, ками.

...

Кстати, из всех мечей наблюдаю его как наиболее... (отгоняю эпитет "идеального", но... если даже мой меч тоже... психически неустойчивый, то он самый устойчивый из всех. Похоже, я могу вечно его созерцать).

Я жалею наши мечи...
Прелесть пещеры лишь в том, что для некоторых занпакто она - смена обстановки.
Прелесть свободного убийства - иллюзия, ведь над ними Мурамаса. Я не люблю наблюдать над своим мечом какого-либо владельца, пусть он и способен обуздывать некие особенно вскипятившиеся головы мечей.
Воля, воля... нет, её не будет, если только Мурамаса не превосходил в планах длину своих ногтей. Им было бы глупо верить, что свобода возможна, но... пусть дышат надеждой.
Боюсь, если Вабиске не найдет в своих инстинктах мысль о том, что и эта свобода может скоро выйти, то... даже не успеет ее почувствовать.
Окружение капитана Бьякуи меня вовсе заставило похолодеть душой. Стадный инстинкт какой-то.
Хотя да, конечно. Капитан, а не абы кто.



Я так понимаю, опять придется давить моралью и этикой на неустойчивого в психике Казешини. Не после этого ли занпакто так чудно сладит с хозяином над Каракурой?

@настроение: Сдержанное.

@темы: Комментарии к происходящему

---

Сетования на неудержимое.

Хирако-доно признали, что они не достаточно быстры.
Первый укол нехорошего подозрения. Вспоминается, кто достаточно быстр, чтобы задеть Айзена. И, похоже, он "достаточно быстро" приближается к арене боевых действий... не удивительно. Чтобы этот риока пропустил хотя бы мало мальски значимого событие? Не мыслимо. Увы.

Держите временно исполняющего подальше. Герой он, конечно, непрошибаемый, но даже ему было бы неприлично игнорировать Кьёку Суйгецу.
Держите подальше временно исполняющего, потому что, кто знает, сколько душ он может скомпенсировать своей рейацу для создания Ключа.
Или, предпоожение еще того хуже, этот Герой может уже вмещать в себя ключ.

Невозможное возможно.

Король имеет преданного капитана гвардии, королю нужно спрятать ключ, преданный капитан предлагает для этой цели своего ребенка. Нет, в свете последних переделок для меня и это не кажется невозможным.

Достаточно вайзардов на поле; до тех пор, пока Хийори-доно не разрубили, они сносно принимали на себя удар и берегли ресурсы капитанов в какой-то мере. Играть чужими руками руководство умеет - что до риока, то подозреваю, их не раз держали на коротком поводке и, по мере необходимости, снабжали подмогой. Разумно, конечно.
Но в этот раз не нужно, не нужно менять вайзардов на оружие такого калибра. Опасно.



К слову о вайзардах. За прошедшее время они крепко привязались друг к другу, это очевидно. Но показывать так свои эмоции, тем более - просить риока о помощи? Тем более тогда, когда лишь чудо может перенести на поле боя "скорую помощь"?

Созерцать неизбежность смерти следует ежедневно. Каждый день, когда тело и ум пребывают в покое, нужно представлять себе, как тебя пронзают стрелами, убивают выстрелом из ружья, протыкают копьем или разрубают мечом. Каждый день нужно воображать себе, как ты погибаешь в горящем здании, как тебя уносят огромные волны, поражает молния или присыпает обломками каменных стен во время землетрясения. Каждый день нужно переживать падение с высокой скалы, смерть в результате болезни или самоубийство после смерти хозяина. Каждый день без исключения нужно считать себя уже мертвым.

Хагакурэ

Что ж, Куросаки-сан чудесен, без сомнений. И как бы в скором времени не пришлось пожинать плоды этой чудесности.

@настроение: Спокойное.

---

Основы обращения с мечом.

www.thefts.ru/



"Второй снимок показывает правильное соотношение рук и меча. Основная ответственность возложена на нижние пальцы, указательный же и средний (отчасти) не должны напрягаться. Распространенная привычка вообще выпрямлять указательные пальцы, хотя и не смертельна, является дурным тоном, а еще сто лет назад могла привести к их отсечению".

www.thefts.ru/practic.html

Этот человек говорит, что моя манера хвата считается дурным тоном и вообще наказуема отрубанием пальцев. Вабиске? Ты слышал? Я некультурно держу тебя.

@настроение: Спокойное.

---

Хроника.

23.09.09.

Тяжелый камень,
Весь спуд души - такая
Выпала доля.

Видимо, Вабиске, я бы сжился... Видимо, я научился бы так жить, любил бы и вину, принял бы отчаяние. Ведь почти уверен, что уже принял... Наверное, принять так же свободу я не смог бы. Ценить её... ужасный труд, хотя в душе я склонен быть таким. Ты вынесешь мое отчаяние?... я уже несчастен, что ты знаешь этот груз. Нет, мои противоречия не переменились здесь. Хотел бы видеть тебя - свободным, а себя - сжившимся с виной, с сомнением, с такой судьбой. ...Вот пока я все равно хочу, да?
Возможно ли переменить себя? Возможен ли ты - другим, освобожденным? Почему мы едины там, где вину одного несет другой? Вабиске, ты держишь мое небо как мой Атлас, прости за чужую мифологию. Но дать титану отдых? Ведь он перестанет быть Атласом.
Иногда я вижу проблески принятия свободы. Но у нас, на востоке, говорят, что перемена себя будет означать и перемену имени. И вот тогда я гляжу на новое - как баран на новые ворота. Не понимаю. Не могу ценить. Не могу принять.

Да, Вабиске. Вновь хотел услышать то, что и сам прекрасно знаю.
Скажи... что вернее? Принять тяжесть до конца? Или научиться ценить свою свободу... которой я почти не желаю видеть? Принять или изменять?
Я думаю о первом, но тебя освободило бы второе.
Каков хозяин - таков и меч.
Знаешь, иногда я думаю, что раз ты живешь с грузом отчаяния, то и я смог бы пожить со свободой.
Ужасное испытание... сколько всего я могу принять, кроме одной твоей неволи...!
Значит... ценить свободу? Выдержу ли я?
Вот мой несчастный выбор.

Каков хозяин - таков и меч. Не спит моя душа - тебя ловлю неспящим.
Еще груз тяжести тебе. Вновь чувствую вину.



24.09.09.

Воли желая,
Свободы не дам, силу
Оковы дают.

Попробую вздохнуть свободно вместо тебя? Как же вместо тебя? Если мы связаны, а я невроятным и жестоким способом переменю свой меланхолический взгляд на мир (если не вдаваться в подробности дела), то и ты изменишься вместе со мной? Но ты говоришь, что' бы ты был без моих уз? Тревожный вопрос... Что же тебе было бы носить, если бы я не держал в себе груз отчаяния? И, раз в случае перемены - нечего, то я бы уже не заботился о том, что ты - ты! в оковах. Однако... если бы не было груза, если бы суть моей души не была такой - чем бы мы приковывали к земле противника? Что за сила не давала бы ему вздохнуть? И все равно не могу без вопроса: "Что я за хозяин? Из-за меня мой меч в оковах".

Прости, Вабиске. Это на редкость кретинские замашки, что-то делать не с теми огрехами, какие нам и без того досаждают, а с фундаментом наших душ. Увы, увы.
Знаешь, что меня вдохновляет? Мы родились в одно время как шинигами и умрем в одно время... почти успокаивающе. Если у тебя есть сила таскать гробовую плиту, то у меня, наверное, найдется сила разделить с тобой её вес, а не бегать кругом с рашпилем и напильником.
Вабиске, я пока держу рукоять крепко. И могу вступать в бой душа к душе с тобой.
Так ли, что наша свобода придет с очередным оборотом Сансары и не о чем тревожиться в наших судьбах?

И, знаешь, я подумал, ты единственный, кто может выслушивать эти длиннющие монологи.

А ведь подумать только, Вабиске, когда я почувствовал тебя и услышал впервые - помнишь ли? Я просто свалился в обморок. Наверное, с тех пор у тебя развивалось ко мне недюжинное терпение)
И, знаешь... я думаю, ты кое-где не очень прав. Моя вина - еще один груз, но если отчаяние - то, что выплавило нас, то вина - окалина на клинке, какую стоит счистить. Ты и её выдержишь, конечно же, но раз я не сброшу твоих цепей навсегда, то хотя бы не буду отягощать их тем, что ослабит меня и, значит, нас. Отчаяние... - сила. Вина - это слабость. Это неумение принять то, что должно. Чувствуешь? Вину искупают, а не держат тщетно под спудом, чтобы не платить по долгам. Ну что ж, по крайней мере на некоторые события я могу смотреть по-другому.
Вабиске. Ценить свободу? Помнишь ли совет? Но свободы нет. Есть наша бесконечно трудная дорога через цепи кармы и пыточные круги Сансары. Склоняй голову перед тем, перед чем должно, и не перед чем другим, - так я смотрю на этот мир, когда решаюсь поднять голову под путами вины перед кем-то и тем-то. Вабиске, Вабиске... есть ли что-то тяжелее этого пути?
Нет, не отвечай на это. Перед нами нечто вроде одной-то горки, которую мы в моем лице не можем перлезть, а о том, сколько их там еще... Ну правда же? Без сакэ даже думать не стоит.



25.09.09.

Глупец и слепец
По дороге тащился
Кривой в пустоту.

...

Я думаю... да, вины я пока не могу отбросить... и мы пойдем по нити в ту сторону, где я научусь что-нибудь делать с этим... Ужасно, конечно) Виноватому - возмездие. Видимо, я себе пока единственный палач. Ты знаешь, мне ближе исстрадаться до изничижения. Это справедливо. Сама мысль - просто так обнаружить себя не виноватым... когда я виноват... Боюсь, Вабиске... я не смогу. Это неэтично. Неэтично, значит невозможно.
Вот поэтому я найду кого-нибудь, кто обвинит меня и искупит меня. Вот, единственное, что возможно. Почему? Потому что принять вину... я не могу. Я признаю её. Я подвержен ей, я подвержен судьбе её искупать. Вот моя дорога.
Отчаяние, Вабиске. Такой путь.
Зачем?
Взгляни. Взгляни, сколько жизней уходили туда и сюда. Карма и Сансара, Вабиске. Единственное, что имеет смысл в колесе страданий - вырваться за его пределы. Видишь? Бессмысленно стремиться уйти в иллюзии. Бессмысленно закрывать глаза или радоваться мишуре красок Майи. Я не мог бы отбросить вины, не мог бы жить, не чувствуя груза. Вот наш путь, Вабиске. Платить долги. Страдать и искупать. Однажды мы очистимся и навсегда покинем круг жизни и смерти. Вот смысл и суть бытия. И мы идем единственным возможным путем.
Я не могу сказать, какой милостью ты был дан мне в спутники... и не могу сказать, за какую вину тебя дали мне в спутники тоже. Если я и могу что-то сделать, то, пожалуй, не дать тебе жить миром иллюзий. Провести хоть на шаг по серебряной нити вверх. Знаешь...
Имея ввиду эту цель... я все же столько глупостей умудрился наделать, Вабиске. Неудивительно, что каждый шаг такой тяжелый)

Позволь, я займусь твоим клинком?



26.09.09.

В омуте жуть, жар
В нём горит. Тень поглотит,
Дар ли опалит?

Меч разобрав, с ним
Говорю. Проверяю
Крепленья, чищу.

Это душу вверяю
Клинку - сердце поверил.

Странные мечи, когда они подчинены Мурамасе.
Хъёринмару не помнит хозяина, например. Но это дефект не каждого клинка... Хаёнеко и Тобиуме сжились подругами "не-разлей-вода", хотя цапаются на загляденье.
Нет, не мечи странные, а внутренние мотивы, какие они держали в себе и глушили. И даже не они странные, а вопросы, приходящие в голову.
Например, Тобиуме и Хинамори-сан внешне по конфликту похожи на возможный итог нашей же встречи. Разве не так же я пускался рубить в капусту всякого, кто припоминал мне Ичимару-доно? И разве мои воспоминания при этом не близки к теме слабости?
Я знаю, что сделал выводы раньше лейтенанта Хинамори. Не знаю, пойдет ли она тем же путем преодоления, что и я. Не знаю, из каких выборов она составит эту дорогу. Любопытно, насколько похожими будут твои мотивы на мотивы Тобиуме. Она винит слабость как наивность, этот занпакто.
Что будет твоим обвинением?

Знаешь, Вабиске, пока я поворачивал этого бешеного, Казешини, я показался себе несколько квадратноголовым. "Подавить Восстание Занпакто!" Директива прямая, как кирпич, как будто и не было бы той страшной внутренней беды, вырвавшей все занпакто из своих владельцев. Как будто ты просто так себе преступник и баламут, запнуть бы тебя в прежнюю клетку и с гордым лицом заверить печать: "Восстание успешно подавлено, сотайчо! Прикажете казнить!?"
Ужасно, Вабиске.
С другой стороны я бы не позволил себе расчувствованно жаловаться. На войне место директивам, а не помыслам. Яре-яре... Вабиске? А этот смутьян Куросаки страшный, да?
Неуправляемый, твердолобый, тупой как пробка, и отмеченный судьбой. Такие могут взрываться энергией, исчерпав нули и резевы. Такие могут видеть самые судьбоносные моменты - их приведет дорога так, чтобы они везде были и испили из кажого рога побед.
Жуткая сила, знаешь? Айзен ем проиграет, но толко потому, что герои бросают гениев и титанов. Можно признать, что Айзен, этот умный и сильный гений, действительно добрался до вершин мира.
Знаешь... я опять о своем, конечно... но никому не выйти за пределы мира, не взобраться на Абсолют этим путем. Только тем нудным, каким мы плетемся. Знаешь, я доволен даже, но мрачно. С вершины летят глубоко и вбивает в землю очень, очень далеко. И разбиваются страшно.
Кем будет Айзен? Сколько ему еще придется ползти дорогой рабов? Мне жутко. Он не достоин, кажется. И очется сказать - дайте ему Абсолют. Он герой... но нет.
Наш мир жесток, правда?
Я счастлив, что видел эту пылающую звезду. Счастлив, что видел пылающую комету. Застал это время. Пусть и с безопасного расстояния своих убеждений, своих нравственных оков и прочего, из-за чего я не так часто позволяю себе нарушить что-нибудь скучное вроде устава Готея.

Вабиске... Я не безумец, а ведь склоен к этому. И грустно, что будь даже безумцем, до был бы юезумцем жалким и безобидным. И я не больно-то радуюсь, что вот я иду "верно", а Айзен - "расшибется". Совсем. совсем нет. Увы, вот только одно мне и остается:если уж я не могу идти и гореть, как Айзен, раз уж я не герой, как этот Ичиго... то... ну ты знаешь.
Раздражен и мрачен. У меня внутренний образ чрезмерно грандиозен, это так говорят гайдзинские психологические трактаты. Надо принять себя и вообще помедитировать. Кстати, медитация похожа на этот западный самогипноз. Неужели не-японцы не так уж и безнадежны?

Вабиске? Ты доволен заточкой?... Оясуми насай. Аригато.



27.09.09.

Подумаешь, так
Просто пару слов связать...
Не на ночь глядя!

Когда ты молчишь,
Нет шума листвы,
Душа застыла в тиши.

"Я ждал, Вабиске"

Пожалуйста, не говори так?
Я ли не пойму тебя? Даже без голоса... я не смогу не почувствовать тебя.
Будь моя воля, и чудо в перьях бы угодило к своему владельцу. Мне не нужен переводчик. Моя душа долго ждала, как чувствовать тебя, долго жила сердце в сердце с твоей. Ей ли было не чувствовать диссонанса? Ей ли было не искать причин?
Мне не нужен будет глупый павлин, обещаю.
)
...Вабиске? А ведь Забимару потерял память, вернувшись. Грустно, если бы мечам пришлось забыть дни свободы? Или подобное бредило бы их раны?
Wordswordswords... Слово, меч, мечи... Нужно будет поглядеть.
Я тоже думаю так. Многие шинигами не решаются взглянуть в себя. Знаешь ли, это как омут, на дне которого смутно нечто горит, но и проносятся тени. Капитаны отважны, взяв власть над своими чудовищми и приняв сокровище... Чудовища в виде условностей и привязанностей. Знаешь ли, что капитан Кьёраку нарушает правило игрушечных поединков ударами в спину?
Не буду рассуждать про самостные структуры, но они уже закончили формирование жгутов желаний и сдержаны лишь обязанностями.

Представляешь, завтра вновь утренний подъем в шесть с чем-то? Вабиске...
Да, что, если бы не Мурамаса... ты прав... Но отчего без него мы не прошли бы? Не слышали бы? Не чувствовали бы? Мы воины. Пора лени и страхов должна была пройти. Если есть беда, почему... нет. Вабиске... твой хозяин бы уже лег, но не удержится.
Но почему подводный камень оставался подводным?
Должно быть оттого, что по другому не взять меча, только пройдя одному свой путь к тебе. Вабиске? Об Абсолюте могут и говорить, но не стремиться к нему... даже чувствуя Иной мир. Несовершенство, Вабиске... ты несовершенен (даже если я думаю по-другому), Иной мир несовершенен. Нет свободы. Нет справедливости. Ты тоже душа со своим путем...
Знаешь, обнять бы тебя и уснуть... но... ты о Шинсо? Тайчо не высвобождали Бан-кай, нет) Я удивлен твоей уверенностью. Почему? Однако же, дай вспомнить... женщины-копейщицы... знаешь, Вабиске...эта традиция бы подошла к неприкаянному капитану. Всё идет на память какая-то богиня с копьем.
Верю, хотя поверить трудно. Но кто бы еще мог сжиться с его душой? Почему-то говорят, белый лис.
А знаешь ли...
Возможно, аллюзия иная? Ласка? Райю?

"Появление в мифах: разновидность ласки с золотистым мехом. Мех на теле всегда растет дыбом. Его шесть хвостов создают образ молнии, прям как у древнего бога Молнии.
Способности: Огонь, вызываемый молнией, гром молнии, прямые молнии, магические искусства молнии; Райю так же может превращаться в шаровую молнию.
Райю также изображен как Райден, Синтоистский бог молнии. В то время как демон вообще спокоен и безопасен, в течение гроз, он становится взволнованным и прыгает по в деревьям, полям, и даже зданиям (деревья, которые были поражены молнией, как говорят, были поцарапаны когтями Райю).
Другое из его специфических поведений - сон в человеческих пупках. Суеверные люди поэтому часто спят на их животах в течение плохой погоды. Другие легенды говорят, что Райю спит только в пупах людей, которые спят на открытом воздухе".

Вот пожалуйста, твой лейтенант уже рассказывает тебе сказки... Все же Божественное Копье? Не удивлюсь, если Аматерасу, с их талантами.
Оясуми насай, Вабиске) Пусть Шинсо тебе приснится)
И мороки ночи для разнообразия будут приятными.

Болтал как в бреду,
Меч сжимая в руках, пьян
И счастлив тобой.



28.09.09

Женщина с копьём?
Вот странный образ. Молчанье!
Белый призрак-лис.

От заката до рассвета мы бродим под знаменами Ночи и пускаем свою душу низкие обиталища ночи,
йому, землю-под-корнями. Ночь же непременно гонима Днём, чей желтый император,
дракон-солнце настигает ее своим копьем, и в тот же момент широкая ночь бьет его в спину.
Вновь утро, Вабиске. Инь прогнано, и энергия Янь принуждает нас действовать.

Помнишь, говорил, что нахожу сущность Шинсо, как женщины, подходящей неприкаянному капитану? И что-то ввернул насчет традиции? Теперь ты говоришь, что никому из вас она не показывалась, и я здесь одобрю ее еще больше, когда подумаю, насколько непростой капитан. Я знаю, у его типа людей нет особенного места, куда бы они возвращались, как домой. У них нет укрепленных тылов, если понимаешь, именно поэтому первостепенная задача тех, кто работает с такими людьми или вынужден жить с ними, или выбирает жить с ними - создавать место, куда бы такой человек мог возващаться при плохой погоде, без надежды, однако, что он будет задерживаться. Главное даже не уют с салфетками, они не того склада люди, чтобы ждать именнотакого... главное для них... иметь непреклонно служащего им кого-то. Кто никогда не предаст, кто бросит все, что имеет на защиту этого перекати-поле. Потому, Вабиске, что такой тип человека, как капитан, что странно, преданнен сам тем, кого выбрал в приятели. Всё он будет елать для них в первую очередь. Так же и тот, кто выбрал его - должен отдавать все силы ему. И, вновь напомню - не надеяться на ответ. Бескорыстие, Вабиске. Несокрушимость - несмотря на тяжесть.
Есть что-то в том, что никто и не видел Шинсо. Можно воспринять, как некоторый жест затворничества её перед невротиком (как еще сказать?) капитаном. Таким, как он, недоверчивым и проверяющем не-друзей на слабость, нередко нужны самые жесткие демонстрации. Вплоть до подтверждения ему того, что никто, кроме него, даже не увидит её. Что ей он - единственный во всем миросдании.
Мы ценим свободу, Вабиске. Мы не понимаем такого самоограничения. Мы осуждаем тех, кто вынуждает так или иначе кого-то ограничивать себя одной душой. Но тенденции к самовластию часто проявляются между душами, часто одна душа распространяет себя на то, что ей принадлежит, на то, что она любит, и утрату этого воспринимает как откол от себя, как фрагментацию, как за отрезания части себя по живому.
Что удивительного в том, что занпакто естественно желаем лишь для себя даже в той мере, чтобы его не видел, не распространял себя на него даже тенью мысли - даже всего лишь другой занпакто?
В традиции женщины - беречь дом, в традиции - быть непреклонными в служении. Традиция женщины-самурая, Вабиске. Ты знаешь, они владели нагинантами и копьем. Они имели малый меч при себе. О том, что в самое древнее время истории женщины даже возглавляли свой народ, свои армии - умолчу. О том, что они бывали и первыми воинами при своих генералах - промолчу тоже. История знает такое в Японии земной. Воспитывались они так же, как их мужчины, в духе верности господину и сохранении его чести вплоть до ритуального самоубийства через разрезание горла при связанных лодыжках.
В женщине есть сила, Вабиске. Сила сражаться и управлять. Сила сохранять традиции - большая, чем у мужчин. Сила к самопожертвованию... Думаю, какая же сверхъествественная сила нужна, чтобы ... самое верное слово здесь - иностранное: comforting, to comforting him, to support him, зная меру... Женщина могла бы. Знаешь, есть и еще одна деталь. Женщина все же воспринимается низшей по статусу, этого не убрать из традиции, хотя время сдвинулось, хотя Япония ушла в этом отношении дальше учителя-Китая, хотя, как шинигами, мы уже ушли ут предрассудка. Тем не менее и эта особенность играет на руку Шинсо. При всем взаимопонимании нахожу, что Гину нужно быть "выше", чувствовать это и не иметь никакого конфликта в этом, никтогда не иметь нужды задаваться этим странным вопросом. Самому послушному мучине не удалось бы никогда не задевать этого, даже легким касанием, поскольку оставалась бы подспудная неестественность. Если Шинсо - женщина, она удачно обходит такой подводный камень.
Да... интересная фигура вырисовывается.
Часто, конечно, действительность разрушает домыслы, но мояга тяга клогичному уже удовлетворена и почти не видит другого варианта... Интересно, как бы выглядела она? Эта кицуне, чье лицо неизвестно? Нет, почему кицуне? Разве такой, как она - возможно быть хоть в чем-то оборотнем?

Молчание в дождь.
Одно лишь терпение
Капля за каплей.

До тех пор, пока ты в моей душе, молчи или говори ты, я буду терпелив и к одному и к другому. Ёрничаю, конечно. Но... знаешь, что остается, кроме принятия? Мне дорого всё, что ты выбираешь в момент состояния своей души. Быть ...comforing you, наверное, моя основная функция по отношению к тебе, пока мы не сражаемся. Omote wo agero, Wabiske.
Тренировка.

@настроение: Спокойное.

---

Двадцать третье сентября.

День осеннего равноденствия и поминовения умерших.

@темы: Истории

---

Отрывок со времени трапезы при капитане, посвященный справедливым упрекам.

[Один, Вабиске, знаешь ты и ведаешь пучины. И я о том молчу, тебе доверчив.
Что хочешь говори... за то, что бережешь, прощу и это, и другое.
Вабиске, друг, остры твои слова, но мягче не было лекарств и горше с тем].

Мой меч разумнее меня.
***


На водных камнях
Шорох режущей кромки.
Меч скоро протру.

@настроение: Он единственный, кто трезво посоветует отправить бредовые планы к слепому капитану Тоусену и отвлечь Шухея при выпуске.

@темы: Вабиске

---

О документах в конце месяца.

Близится конец месяца, и разжигаются курительные палочки перед божеством документов, захороненном в архивах.
Бумаги боятся искры, работники по документации боятся курительных палочек, но традиция упорно жива



"Мы рубаки, а не сборщики налогов!" - примерно раз в месяц эта мысль проникает почти в четверть умов Готея-13, и раз в год навещает всех, после чего трудно думать о том, что ближайшие двести лет пытка повторится.
Откуда эта нелюбовь? От письменного зубрежа иероглифов. Тысячи и тысячи черточек, разбитых по ключам и смыслам дисциплинируют головы тех, кому повезло оказаться в Готее, но эти же черточки - причина мигрени, впивающеся черными сосновыми иголками в каждую клетку памяти.
Нет, это не проклятие для всех и каждого. Много способов приглушить неприязнь к заверенным письменным сведениям, наконец, работа передвинута на плечи выборных, то есть особо иммунизированных к документации.

"Прочь документы - мы армия! Какая разница, сколько чего и каким образом мы тратим, если без нас всё рухнет!"

Армию непременно держат на недоуздке, в том числе бумажном. Нам вменяют, что если мы шинигами и боги смерти, то должны быть безукоризненно точны, бережны и памятливы по спецификации работы. Не берусь сказать, что будет, если мы повернем такое мнение в сторону реальной картины. Был бы рад, но нужно поддерживать репутацию. И раз мы сами не можем помнить, что, куда и зачем, а так же каким образом, мы будем фиксировать это до тех пор, пока не переведем всю бумагу.

"Год за годом все так же, почему бы просто не свалить все на статистику?"

Потому что среди этих дней завязываются узелки, нити которых приведут к король знает каким событиям. Если посмотреть на грунт, в район, огороженный с севера здоровой стеной, можно убедиться, что документация сыграла решающую роль в образовании событий и разборе произошедшего. Когда все переменится, те, кто придут позже, должны знать, что привело к повороту. Знаю, это звучит неубедительно, и те, кто придут, справятся непременно... но варварам я предпочту порядок.
Да, я аристократ и конфуцианец. Поэтому воззжем благовония духу - и никаких больше вопросов.
Документы безжалостны. Им безразличны кидо и способы звеньевой рубки. Их побеждают воля и время.

@настроение: строчки, черточки и точки... кисть и чай в руке.

@темы: Особенности работы

---

Перед сном.

К Вабиске.

***
Ждал, ждал ответа...
Незаметно заснул. Ночь
Так в дождь неслышна.

@темы: Вабиске