Голова должна быть холодной, сердце горячим, руки - чистыми.
читать дальше- Неплохую работу мы проделали всего-то на одном легком завтраке и кружке чая, да? – Кира плюхнулся на диван «комнаты покоя» и закинул руку на спинку.
«Неудивительно, что на тебя жалуются в духе «ребра торчат», - отозвался Вабиске. – «Скоро от тебя останутся кожа да кости, и ты даже руки на весу не удержишь».
Кира простер руку и посмотрел на дрожащие кончики пальцев, широко улыбнулся, откинулся на спинку, не опуская руки.
- Держу! – Возвестил он.
«Ну, еще тридцать секунд… что я говорил?»
Рука дрожала и ныла.
- А помнишь, - спросил Кира, перехватывая её за запястье и бережно опуская, - как я дотронулся до Ичимару Гина, и у меня рука отнялась?
«Ты вообще был в трансе, я тебя предупреждал, что ты пожалеешь»
- Предупреждал? А я не слышал…
«Ну так кроме Гина, конечно, ничего не слышал…»
- Знаешь истории о том, как статуи богов повергали всяких там нечастивцев? Почти тоже самое. Я чуть не умер.
«Ты был в нирване, как я понял. Если бы не тайчо, ты бы там всю жизнь простоял, блаженно пялясь вникуда».
- Ну-ну… я бы не мог, - сказал Кира, и медленная, отрешенно-безумная улыбка проступила на его лице. Глаза чуть постекленели.
«Вот. Пожалуйста… - пробурчал клинок»
«…».
«…».
- Руки опять дрожат, - очнувшись, меланхолично заметил Кира, разглядывая холеные ногти.
«Сильнее прежнего. Скоро ты меня вообще держать не сможешь».
- Ха!
Кира держал меч в вытянутой руке, и огни светилников холодными взблесками пробегали по клинку.
Кончик меча плясал, как стрелка дезориентированного компаса, по всё более широким амплитудам.
«Сейчас выронишь» - Мрачно предрёк Вабиске.
- Хн.
Кира текуче поднялся, и катану завертело в вихре ударов. Казалось, что перед Кирой танцует птица с громадными светящимися крыльями.
Он замер. Восемь секунд клинок не двигался, будто стиснутый в камне. Кисть была расслаблена.
Потом рука вновь дрогнула, и Вабиске не удержался от восклицания. Но Кира не выронил.
- Видишь, - ласково сказал он. - Я тебя никогда не брошу.
«Твоя рука бросит».
- Никогда, - улыбнулся, покачав головой, Кира и вернул клинок в ножны.
«И всё равно ты совсем не умеешь о себе заботиться. Если у тебя есть свободное время, ты тут же вспоминаешь, не должен ли ты что-то кому-то.
«Ты о том, что я много вечеров проводил с капитаном Ичимару?»
«Не только. Я о том, что ты в состоянии проследить за приемами пищи целого отряда, а сам потребляешь лишь чай в течение дня, и то урывками. А, да, прости. Сакэ ещё, как я мог не упомянуть? Лейтенант должен быть образцом для подчиненных. Не забывай, что они видят тебя чаще кого бы то ни было».
«Я думал, ты злишься. А ты, оказывается… бес-по-ко-ишь-ся?» - Кира так осторожно произнес последнее слово, словно оно было тончайшим фарфором, либо скорпионом в ладони.
«Проглоти последнее слово, - холодно отозвался Вабиске. – Я о том, что если бы я мог управлять твоим телом…»
Наступило мучительное молчание.
- Обычно ты говоришь, что хотел бы двигаться вместо меня, - тихо проговорил Кира, глядя перед собой и опустив подбородок на навершие Вабиске.
«…»
- ...Что в бою ты бы действовал по-другому, и я не утоляю…
«Брось, - угрюмо сказал Вабиске. – В последнее время это не так хреново, как прежде».
- П…прости.
«…».
«Но ты знаешь, тебе лучше в твоем положении. Ведь ты видишь моими глазами, слышишь моими ушами».
«Я хотел бы свои, знаешь ли».
«У тебя остается возможность материализоваться. Даже в человека».
«Да уж… возможность».
«Ты ведь можешь выбрать форму?»
«…Не знаю. Если ты еще не заметил, я не выходил ни разу».
«Ты… ну хорошо. Я буду воспринимать мир для тебя. Ведь ты всегда со мной?»
«Вот так ты говоришь? – Со странной интонацией переспросил Вабиске. - Не всегда. Я не всегда с тобой. Или, может быть, это тоже прошло мимо тебя?»
«…».
«…».
«Внутренний мир, да?»
«Да».
«…»
«…»
«…»
«А знаешь ли, - вкрадчиво спросил Вабиске, - что если бы я только мог выбраться из клетки, если бы только я мог управлять твоим телом… я бы хотел иметь тебя в глубине души, в клетке».
«Для чего тебе? – Помолчав, спросил Кира. – Ты ведь должен знать, что всё в нашем мире имеет обязанности. Долг. Ответственность. Я несу эту тяжесть вместо тебя. С тебя не спросят ответа, ты свободен. Единственное, что тебя задевает – это долг быть моим мечом. Так уж ты создан...»
«…»
«Я не понимаю, почему ты так жаждешь власти над телом. Разве бой не единственное, что приносит тебе упоение? Разве ты не дух меча? Тогда почему ты хочешь другого мира?»
«Дух меча? Битва, да? Да, битва – это неплохой способ сбросить груз отчаяния. Что? Не находишь? А? – Ехидство звенело в голосе Вабиске как струна, натянутая до предела.
«Вабиске…» - Кира держал меч кончиками пальцев, как стеклянный цветок, бережно, почти загипнотизированно-моляще проводил по ромбам скатовой кожи под оплёткой. Прижал мягко, бережно, наконец твердо и жестко к груди, скрыл в руках, будто хотел согреть сердцем и дыханием и решил провести с ним так целую вечность…
Он много чего говорил мечу, чего не помнили наутро ни один, ни другой, и оба были рады, что пережили еще один день.
«Ты хороший тюремщик» - единственное, что помнилось Кире, когда он проснулся. Это приближалась полночь того же дня.
Еще некоторое время он сидел, сгорбившись, как ворон с белой макушкой. Не хотел сходить, не хотел шевелиться… но, наконец, поднялся с трудом. Тело затекло, а мышцы ныли после долгой работы. Но ему казалось, что не это причина, а то, что он никак не может распрямится, слитый с мечом.
Через некоторое время фусума за ним закрылсь.
Если бы текст был рисунком, то это был бы грубый набросок. Большее, что было позволено дрожащей руке в тот поздний час, когда это было набросано после отбоя от работ.
«Неудивительно, что на тебя жалуются в духе «ребра торчат», - отозвался Вабиске. – «Скоро от тебя останутся кожа да кости, и ты даже руки на весу не удержишь».
Кира простер руку и посмотрел на дрожащие кончики пальцев, широко улыбнулся, откинулся на спинку, не опуская руки.
- Держу! – Возвестил он.
«Ну, еще тридцать секунд… что я говорил?»
Рука дрожала и ныла.
- А помнишь, - спросил Кира, перехватывая её за запястье и бережно опуская, - как я дотронулся до Ичимару Гина, и у меня рука отнялась?
«Ты вообще был в трансе, я тебя предупреждал, что ты пожалеешь»
- Предупреждал? А я не слышал…
«Ну так кроме Гина, конечно, ничего не слышал…»
- Знаешь истории о том, как статуи богов повергали всяких там нечастивцев? Почти тоже самое. Я чуть не умер.
«Ты был в нирване, как я понял. Если бы не тайчо, ты бы там всю жизнь простоял, блаженно пялясь вникуда».
- Ну-ну… я бы не мог, - сказал Кира, и медленная, отрешенно-безумная улыбка проступила на его лице. Глаза чуть постекленели.
«Вот. Пожалуйста… - пробурчал клинок»
«…».
«…».
- Руки опять дрожат, - очнувшись, меланхолично заметил Кира, разглядывая холеные ногти.
«Сильнее прежнего. Скоро ты меня вообще держать не сможешь».
- Ха!
Кира держал меч в вытянутой руке, и огни светилников холодными взблесками пробегали по клинку.
Кончик меча плясал, как стрелка дезориентированного компаса, по всё более широким амплитудам.
«Сейчас выронишь» - Мрачно предрёк Вабиске.
- Хн.
Кира текуче поднялся, и катану завертело в вихре ударов. Казалось, что перед Кирой танцует птица с громадными светящимися крыльями.
Он замер. Восемь секунд клинок не двигался, будто стиснутый в камне. Кисть была расслаблена.
Потом рука вновь дрогнула, и Вабиске не удержался от восклицания. Но Кира не выронил.
- Видишь, - ласково сказал он. - Я тебя никогда не брошу.
«Твоя рука бросит».
- Никогда, - улыбнулся, покачав головой, Кира и вернул клинок в ножны.
«И всё равно ты совсем не умеешь о себе заботиться. Если у тебя есть свободное время, ты тут же вспоминаешь, не должен ли ты что-то кому-то.
«Ты о том, что я много вечеров проводил с капитаном Ичимару?»
«Не только. Я о том, что ты в состоянии проследить за приемами пищи целого отряда, а сам потребляешь лишь чай в течение дня, и то урывками. А, да, прости. Сакэ ещё, как я мог не упомянуть? Лейтенант должен быть образцом для подчиненных. Не забывай, что они видят тебя чаще кого бы то ни было».
«Я думал, ты злишься. А ты, оказывается… бес-по-ко-ишь-ся?» - Кира так осторожно произнес последнее слово, словно оно было тончайшим фарфором, либо скорпионом в ладони.
«Проглоти последнее слово, - холодно отозвался Вабиске. – Я о том, что если бы я мог управлять твоим телом…»
Наступило мучительное молчание.
- Обычно ты говоришь, что хотел бы двигаться вместо меня, - тихо проговорил Кира, глядя перед собой и опустив подбородок на навершие Вабиске.
«…»
- ...Что в бою ты бы действовал по-другому, и я не утоляю…
«Брось, - угрюмо сказал Вабиске. – В последнее время это не так хреново, как прежде».
- П…прости.
«…».
«Но ты знаешь, тебе лучше в твоем положении. Ведь ты видишь моими глазами, слышишь моими ушами».
«Я хотел бы свои, знаешь ли».
«У тебя остается возможность материализоваться. Даже в человека».
«Да уж… возможность».
«Ты ведь можешь выбрать форму?»
«…Не знаю. Если ты еще не заметил, я не выходил ни разу».
«Ты… ну хорошо. Я буду воспринимать мир для тебя. Ведь ты всегда со мной?»
«Вот так ты говоришь? – Со странной интонацией переспросил Вабиске. - Не всегда. Я не всегда с тобой. Или, может быть, это тоже прошло мимо тебя?»
«…».
«…».
«Внутренний мир, да?»
«Да».
«…»
«…»
«…»
«А знаешь ли, - вкрадчиво спросил Вабиске, - что если бы я только мог выбраться из клетки, если бы только я мог управлять твоим телом… я бы хотел иметь тебя в глубине души, в клетке».
«Для чего тебе? – Помолчав, спросил Кира. – Ты ведь должен знать, что всё в нашем мире имеет обязанности. Долг. Ответственность. Я несу эту тяжесть вместо тебя. С тебя не спросят ответа, ты свободен. Единственное, что тебя задевает – это долг быть моим мечом. Так уж ты создан...»
«…»
«Я не понимаю, почему ты так жаждешь власти над телом. Разве бой не единственное, что приносит тебе упоение? Разве ты не дух меча? Тогда почему ты хочешь другого мира?»
«Дух меча? Битва, да? Да, битва – это неплохой способ сбросить груз отчаяния. Что? Не находишь? А? – Ехидство звенело в голосе Вабиске как струна, натянутая до предела.
«Вабиске…» - Кира держал меч кончиками пальцев, как стеклянный цветок, бережно, почти загипнотизированно-моляще проводил по ромбам скатовой кожи под оплёткой. Прижал мягко, бережно, наконец твердо и жестко к груди, скрыл в руках, будто хотел согреть сердцем и дыханием и решил провести с ним так целую вечность…
Он много чего говорил мечу, чего не помнили наутро ни один, ни другой, и оба были рады, что пережили еще один день.
«Ты хороший тюремщик» - единственное, что помнилось Кире, когда он проснулся. Это приближалась полночь того же дня.
Еще некоторое время он сидел, сгорбившись, как ворон с белой макушкой. Не хотел сходить, не хотел шевелиться… но, наконец, поднялся с трудом. Тело затекло, а мышцы ныли после долгой работы. Но ему казалось, что не это причина, а то, что он никак не может распрямится, слитый с мечом.
Через некоторое время фусума за ним закрылсь.
Если бы текст был рисунком, то это был бы грубый набросок. Большее, что было позволено дрожащей руке в тот поздний час, когда это было набросано после отбоя от работ.
@настроение: Набросок? Даже если это набросок, такие обычно идут в корзину. Я болею, если пишу так. Очень болею. Но... иначе бы я не догнал мысль. А так хотя бы зацепил на живую нитку.
@темы: Вабиске
