Голова должна быть холодной, сердце горячим, руки - чистыми.
---
Душный и грозовой, в лиловых тяжёлых тучах с нитью на гребне. С дождевым синим небом. Мокро пахнет дерево энгавы, запах цветов плывёт низко-низко. Тонкий отзвук запаха листвы оттеняет ощущение разрыва наверху.
Уже разверзлось, ещё не прогремело, вот-вот вспыхнет, и блеснут просвеченные лепестки лотоса.
Опустили чай, помедлили две секунды. Ушла. Слышал, как по порогу с шёлковым шорохом скользнул её чёрный подол, и почти видел, как шагнула маленькая ножка. В тончайшем лёгком башмачке.
Отсвет отозвался в небе протяжным кличем, и потом, как пенным следом, звук покрыло печальным шумным рокотом. Зашептал, зашлёпал, закапал. Дождь трогал цветы, словно невидимые девушки прозрачными пальчиками касались тревожно сомкнутых венчиков.
Изуру снял, не глядя, крышечку. Руку согрело паром. Запах, лёгкий, точно дождь, мягкий и неразличимый. Взглянул – белые крошечные лепестки вдоль ободка.
- Вот женщина, умеет быть незамеченной, когда желал бы, чтобы и была столь неслышной…
Душный и грозовой, в лиловых тяжёлых тучах с нитью на гребне. С дождевым синим небом. Мокро пахнет дерево энгавы, запах цветов плывёт низко-низко. Тонкий отзвук запаха листвы оттеняет ощущение разрыва наверху.
Уже разверзлось, ещё не прогремело, вот-вот вспыхнет, и блеснут просвеченные лепестки лотоса.
Опустили чай, помедлили две секунды. Ушла. Слышал, как по порогу с шёлковым шорохом скользнул её чёрный подол, и почти видел, как шагнула маленькая ножка. В тончайшем лёгком башмачке.
Отсвет отозвался в небе протяжным кличем, и потом, как пенным следом, звук покрыло печальным шумным рокотом. Зашептал, зашлёпал, закапал. Дождь трогал цветы, словно невидимые девушки прозрачными пальчиками касались тревожно сомкнутых венчиков.
Изуру снял, не глядя, крышечку. Руку согрело паром. Запах, лёгкий, точно дождь, мягкий и неразличимый. Взглянул – белые крошечные лепестки вдоль ободка.
- Вот женщина, умеет быть незамеченной, когда желал бы, чтобы и была столь неслышной…